— Послушай, ты, кажется, рехнулся?.. С какой стати ты полезешь объясняться?.. Оскорбителен был тон, — да, но ты прими во внимание, сколько тысяч рукописей ему приходится перечитывать; поневоле
человек озлобится на нашего брата, неудачников. На его месте ты, вероятно, стал бы кусаться…
Неточные совпадения
— Что? — повторила она, — молод ты, чтоб знать бабушкины проступки. Уж так и быть, изволь, скажу: тогда откупа пошли, а я вздумала велеть пиво варить для
людей, водку гнали дома, не много, для гостей и для дворни, а все же запрещено было; мостов не чинила… От меня взятки-то гладки, он и
озлобился, видишь! Уж коли кто несчастлив, так, значит, поделом. Проси скорее прощения, а то пропадешь, пойдет все хуже… и…
Я с тех пор перестала верить в
людей и
озлобилась, — закончила она и улыбнулась.
— Плетет кружева, вяжет чулки… А как хорошо она относится к
людям! Ведь это целое богатство — сохранить до глубокой старости такое теплое чувство и стать выше обстоятельств. Всякий другой на ее месте давно бы потерял голову,
озлобился, начал бы жаловаться на все и на всех. Если бы эту женщину готовили не специально для богатой, праздной жизни, она принесла бы много пользы и себе и другим.
Человек перестал понимать, почему он так обижен природой, почему он страдает и умирает, почему рушатся его надежды, и
озлобляется, мечется, отрекается от благородства своего происхождения.
Если"
человек судьбы"либеральничает — они захлебываются от либерализма, если"
человек судьбы"впадает в консервативное озлобление — они
озлобляются вдвое.
Федор Михайлович Смоковников, председатель казенной палаты,
человек неподкупной честности, и гордящийся этим, и мрачно либеральный и не только свободномыслящий, но ненавидящий всякое проявление религиозности, которую он считал остатком суеверий, вернулся из палаты в самом дурном расположении духа. Губернатор написал ему преглупую бумагу, по которой можно было предположить замечание, что Федор Михайлович поступил нечестно. Федор Михайлович очень
озлобился и тут же написал бойкий и колкий ответ.
— А какая нравственная сила! — продолжал он, все больше и больше
озлобляясь на кого-то. — Добрая, чистая, любящая душа — не
человек, а стекло! Служил науке и умер от науки. А работал, как вол, день и ночь, никто его не щадил, и молодой ученый, будущий профессор, должен был искать себе практику и по ночам заниматься переводами, чтобы платить вот за эти… подлые тряпки!
Исполнив поручение, Савелий не забыл и себя:
озлобится Ардальон Павлыч и какую-нибудь пакость подведет, а много ли ему, маленькому
человеку, нужно. В тот же вечер, чтобы задобрить Смагина, Савелий рассказал ему историю, как Тарас Ермилыч утром молился богу. Смагин захохотал от удовольствия, а потом погрозил Савелью пальцем и проговорил...
Меня приняли, сначала хорошо, это совершенная правда, но потом, когда увидали, что я не могу не презирать их, знаете, в этих незаметных мелких отношениях, увидали, что я
человек совершенно другой, стоящий гораздо выше их, они
озлобились на меня и стали отплачивать мне разными мелкими унижениями.
А как только
люди понимают, что насилие одних
людей над другими, кроме того, что мучительно для них, еще и не разумно, как тотчас же
люди, прежде спокойно переносившие насилие, возмущаются и
озлобляются против него.